С Балаклавой тесно связана удивительная, исполненная драматизма судьба талантливого русского писателя Александра Ивановича Куприна(1870-1938). Многое в этом городе напоминает о его пребывании. Куприн открыл для себя Балаклаву в сентябре 1904 года, заинтересовавшись городком после рассказов балаклавского грека Г. Деиакса, владельца небольшой устричной лавки в Петербурге.

Вначале он остановился с женой в гостинице «Гранд-отель» (здание, построенное в 1887 году, сохранилось, современный адрес — Набережная Назукина, 3), затем переехал па дачу Ремезова на Третьей улице (сейчас ул. Куприна, 1).

Городок покорил писателя: «В Балаклаве конец сентября просто очарователен. Вода в заливе похолодела, дни стоят ясные, тихие, с чудесной свежестью и крепким морским запахом по утрам, с синим безоблачным небом, уходящим бог знает в какую высоту, с золотом и пурпуром на деревьях, с безмолвными черными ночами».

В это время он работал над повестью «Поединок». Через год, в августе, Куприн вновь приезжает в полюбившуюся ему Балаклаву и опять поселяется у П.И. Ремезова.

В Балаклаве А.И. Куприн писал рассказы «Штабс-капитан Рыбников», «Сны», «Тост», приступил к циклу очерков «Листригоны», в которых написал о полюбившемся ему городке: «Нигде во всей России, — а я порядочно ее изъездил по всем направлениям, — нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве. Выходишь на балкон — и весь поглощаешься мраком и молчанием. Черное небо, черная вода в заливе, черные горы... Тишина не нарушается ни одним звуком человеческого жилья». Сюда, в Балаклаву, приезжали: его друг Ф.Д. Батюшков — критик, редактор журнала «Мир божий», внучатый племянник поэта К Н. Батюшкова, писатель Н. Н. Никандров.

Решив обосноваться здесь на постоянное жительство, он покупает участок земли на склоне балки Кефало-Вриси, по которой сейчас проходит улица Историческая. А.И. Куприн сам составил план дома, сада, разбил дорожки, вел переписку о покупке фруктовых и декоративных деревьев, приобретал саженцы у местных садоводов. Рабочие выравнивали каменистый склон балки, делали подпорные стенки. Это место легко найти по сохранившимся пирамидальным тополям, возможно, посаженным самим писателем. Но дачу «Кефаловриси», как ее назвал Куприн, он построить не успел.

В это время Куприн сближается с балаклавскими рыбаками, возможно потомками мифических великанов-разбойников «лестригонов», упоминаемых Гомером в «Одиссее». Его принимают в рыбацкую артель. Писатель учился вязать морские узлы и ставить паруса, вместе с рыбаками он тянул сети и разгружал пойманную рыбу. Добрый улов полагалось и хорошо обмыть. Раз вернулись с богатой добычей. «Удачу отмечали в кофейне на набережной. Пили, конечно, не родниковую воду с гор. А изрядно разгорячив себя, ватагою отправились на телеграф. Куприн отбил телеграмму царю: «Балаклава объявляет себя свободной республикой греческих рыбаков. Куприн». Неизвестно дошла ли телеграмма до царя, а вот до Столыпина дошла. Тот ответил: «Когда пьешь — закусывай. Столыпин».

Наблюдение за бытом и нелегким трудом рыбаков вылилось в очерки «Листригоны» и рассказ «Светлана». В очерках он раскрывает поэзию тяжелой, полной риска, но радостной жизни балаклавских рыбаков — мужественных, волевых людей, сохранивших тысячелетний опыт предков, естественность и простоту, товарищескую преданность и взаимовыручку.

С восхищением и теплотой Куприн пишет: «О, милые простые люди, мужественные сердца, наивные первобытные души, крепкие тела, овеянные соленым морским ветром, мозолистые руки, зоркие глаза, которые столько раз глядели в лицо смерти, в самые ее зрачки!».

Куприн не меняет реальных имен рыбаков — героев очерков: Ваня Андруцаки, Федор из Олеиза, Христо Амбарзаки, Юра Липиади... В ряде очерков выведен образ рыбака Юры Паратино.

«Конечно, Юра Паратино — не германский император, не знаменитый бас, не модный писатель, не исполнительница цыганских романсов, но когда я думаю о том, каким весом и уважением окружено его имя на всем побережье Черного моря, — я с удовольствием и гордостью вспоминаю его дружбу ко мне».

Листригоны. Автор иллюстраций Natalya Kuznetsova

Особая дружба связывала А.И. Куприна с Колей Констанди. Его двухэтажный дом с верандой (современный адрес — ул. Калича, 45) он часто посещал. Старожилы утверждают, что комната Коли Констанди находилась слева на первом этаже, в помещении справа хранились сети. Наверху слева жили родители, в правой комнате — дети. Когда Куприн останавливался у Констанди, ему отдавали комнату родителей, которые переходили в детскую.

Живя в Балаклаве, Куприн часто выезжал в Севастополь, где был свидетелем событий первой русской революции.

14 октября 1905 года А.И. Куприн выступил на благотворительном вечере в Севастополе в здании городского собрания с чтением отрывков из «Поединка». Вечер прошел в бурной обстановке, закончившись скандалом. Устроитель его — отставной генерал П.Д. Лескевич «за оскорбление офицерства» едва не вызвал писателя на дуэль. Но в хоре негодующих голосов раздавались и иные возгласы. После чтения к нему подошел моряк, поблагодаривший писателя за повесть, которая произвела на всех честных офицеров неотразимое впечатление и помогла им «до известной степени познать самих себя, свое положение в жизни, всю его ненормальность и трагизм».

Е.М. Аспиз позже вспоминал: «Александр Иванович, проводив этого офицера, долго смотрел ему вслед, а потом обратился к нам со словами: «Какой-то удивительный, чудесный офицер». Через два дня этот офицер — лейтенант Петр Петрович Шмидт приедет к Куприну в Балаклаву познакомиться поближе с автором «Поединка», а спустя месяц, 15 ноября, Куприн станет свидетелем расправы над моряками восставшего революционного крейсера «Очаков» и узнает в руководителе восстания «чудесного офицера».

На эти кровавые события писатель откликнулся написанным 20 ноября в Балаклаве очерком «События в Севастополе». «Мне приходилось в моей жизни, — писал Куприн, — видеть ужасные, потрясающие, отвратительные события. Некоторые из них я могу припомнить лишь с трудом. Но никогда, вероятно, до самой смерти не забуду я этой черной воды и этого громадного пылающего здания (крейсера — авт.), этого последнего слова техники, осужденного вместе с сотнями человеческих жизней на смерть волей одного человека».

Писатель дает краткую уничтожающую, правда, не совсем справедливую характеристику командующему флота адмиралу Г.П. Чухнину: «Это тот самый адмирал, который некогда входил в иностранные порты, с повешенными матросами, болтавшимися на ноке» (нок — оконечность всякого горизонтального или наклонного рангоутного дерева).

После появления газеты «Наша жизнь» с корреспонденцией Куприна взбешенный Чухнин приказал выслать писателя в течение суток «из пределов Севастопольского градоначальства». Одновременно он привлек его к судебной ответственности за клевету. В конце 1905 года, после допроса у следователя в Балаклаве, с него была взята подписка о невыезде из Петербурга.

В рассказе «Светлана» писатель вспоминает, как явившийся к нему балаклавский пристав вручил предписание, что ему воспрещается впредь появляться «в районе радиуса Севастополь — Балаклава».

Когда Куприн через несколько месяцев сделал попытку опять поселиться в городке, его немедленно выселили. «Лишь после намеков на «благодарность» пристав разрешил Куприну побыть в Балаклаве один час».

Об этом он шутливо писал в письме к Ф.Д. Батюшкову:

В Балаклаву словно в щелку,

В середине сентября

Я приехал зря.

Не успел кусок кефали

С помидором проглотить,

Как меня уж увидали

И мгновенно — фить.

Писатель хлопотал о снятии запрета на въезд в Балаклаву, которая стала для него «землей обетованной», где жили его герои. Но хлопоты, содействие многих влиятельных лиц, в том числе известного ученого, публициста П.П. Семенова-Тян-Шанского, остались безрезультатными.

В 1907 году Куприн решил было продать участок в Балаклаве, но, видимо, надеясь вернуться, не расстался со своим «Кефало-вриси». За садом присматривали: Е.М. Аспиз, сторож Иван Сербин и друг писателя Николай Констанди. В 1910 году он писал Куприну: «Кусты такие большие, сильные. На будущем году можно надеяться на полный урожай. Деревья большие. Я каждый день прихожу».

В апреле 1908 года слушалось дело, возбужденное Чухниным (убитым к тому времени в Севастополе). Писателя приговорили к штрафу в пятьдесят рублей или аресту на десять дней. Куприн, видимо из озорства, предпочел отсидеть эти дни под домашним арестом.

Вообще мальчишество, потребность в острых ощущениях, в сочетании со стремлением к справедливости, всегда отличали А.И. Куприна. Вступясь за оскорбленную женщину — он сбрасывает с моста в воду городового, собаке дает кличку «Негодяй», идет с нею в театр и там кричит на нее, шокируя публику, «Замолчи, Негодяй!», затаскивает в комнату лошадь, привязывает к своей кровати, чтобы узнать «когда и как лошадь спит», спускается в скафандре на дно моря, а осенью 1910 года в Одессе с летчиком-борцом Иваном Заикиным, летает на аэроплане...

На фото борец Иван Заикин с А.И. Куприным и А.Н. Будищевым

В эмиграции, куда в 1920 году приводит Куприна стечение жизненных обстоятельств, он часто вспоминает о Балаклаве. Летом 1929 года А.И. Куприн снимал жилье на юге Франции в местечке Ла-Фавьер на мысе Гурон, где написал несколько очерков под общим названием «Мыс Гурон», в которых явно проскальзывает ностальгия о балаклавском периоде его жизни.

Когда в мае 1937 года А.И. Куприн возвратился из Парижа в Россию, среди многочисленных писем и телеграмм от почитателей его таланта одна особенно тронула престарелого писателя. Его друг и литературный герой Коля (Николай Петрович) Констанди писал: «Поздравляю вас с возвращением к Родине».

В августе 1990 года часть улицы Рубцова, где находится дом Ремезова, назвали именем писателя, а 8 сентября, в день 120-летия со дня его рождения, открыли памятную доску (скульптор В.Е. Суханов).

Памятник А.И. Куприну в Балаклаве